Валентин Антипов. Наши долги перед Мусоргским / Valentin Antipov. Our debt to Mussorgsky

Валентин Антипов
Наши долги перед Мусоргским /
Valentin Antipov
Our debt to Mussorgsky

В майском номере журнала «Музыка и революция» за 1926 год было напечатано постановление редколлегии Музсектора Государственного издательства о публикации Полного собрания сочинений М. П. Мусоргского.
Руководство изданием было поручено выдающемуся ученому-текстологу и источниковеду Павлу Александровичу Ламму. Работа над Полным собранием отвечала самым высоким для того времени научным требованиям.
По значению эту публикацию можно сравнить с изданием сочинений А. С. Пушкина, которое осуществлялось в 30-е годы силами крупнейших мастеров — Г. О. Винокура, С. М. Бонди и других.
Особое уважение вызывает подвижнический труд П.А. Ламма. Именно он подготовил к выпуску подавляющее большинство автографов Мусоргского. (Над собранием также работали Б. В. Асафьев, который помогал Ламму в подготовке клавира «Хованщины» и партитуры «Бориса Годунова», а кроме того, оркестровал «Хованщину», и В.Я. Шебалин, выполнивший задачу по завершению и оркестровке «Сорочинской ярмарки».)
Работа велась в крайне напряженной обстановке: не смолкали ожесточенные споры между почитателями оригинальных текстов композитора и приверженцами любых — только не авторских — редакций его сочинений. Напомним, что наряду с Н. А. Римским-Корсаковым произведения Мусоргского редактировали А. К. Глазунов, А. К. Лядов, В. Г. Каратыгин, М. М. Тушмалов, И. Ф. Стравинский, Н. Н. Черепнин, Ц. А. Кюи, М. М. Ипполитов-Иванов, М. Равель и многие другие.
Такая атмосфера отнюдь не благоприятствовала нормальной деятельности издателей, отвлекала от решения конкретных текстологических проблем, а порой вынуждала идти и на компромиссы. Тем более дело восстановления подлинного Мусоргского можно охарактеризовать как своего рода научный подвиг.
П.А. Ламм тщательно изучил и подготовил к выпуску почти все известные ему сочинения композитора, однако полностью завершить их публикацию не удалось: работа была прервана в годы Великой Отечественной войны. Издание рукописей Мусоргского растянулось на многие десятилетия, но так и не осуществилось до конца. По сей день остается неопубликованным целый ряд совершенно законченных произведений. Среди них есть и такие, которые исполнялись при жизни самого композитора по его автографам.
Грустно сегодня перечислять неопубликованные рукописи великого художника — рукописи, хранящиеся на протяжении многих десятилетий не где-нибудь за тридевять земель, а в наших отечественных архивах. А ведь за свою недолгую жизнь композитор успел написать относительно небольшое число произведений, и уже хотя бы поэтому можно было давно опубликовать каждую ноту, каждое слово, написанные гениальным музыкантом!
Что же это за рукописи?
Как известно, из всего оперного наследия Мусоргский полностью завершил в клавире и партитуре лишь одно произведение — «Борис Годунов» в двух художественно равноценных редакциях. Другие оперы — «Саламбо», «Женитьба», «Сорочинская ярмарка» и «Хованщина» — имеют разную степень законченности и дошли до нас преимущественно в клавирных изложениях.
Оркестрованы самим композитором были «Боевая песнь ливийцев» и
первая картина IV действия из «Саламбо»,
Прелюдия к опере и «Думка Параси» из «Сорочинской ярмарки»,
песня Марфы «Исходила младешенька» и хор стрельцов «Поднимайтесь, молодцы» из «Хованщины».
К оркестровке «Женитьбы» Мусоргский не приступал.
Авторская партитура «Бориса Годунова» и клавиры всех опер были опубликованы П. А. Ламмом. Неизданными остались
авторские оркестровые фрагменты из «Саламбо»,
«Сорочинской ярмарки» и
«Хованщины» (за исключением Песни Марфы, выпущенной в свет Ламмом), первоначальный вариант «Женитьбы», имеющий значительные разночтения с известной нам второй версией (он был обнаружен уже после выхода оперы в Полном собрании сочинений).
Не опубликованы авторские оркестровки хоровых произведений — «Сцены в храме» к трагедии Софокла «Царь Эдип» (в двух редакциях),
«Поражения Сеннахериба» (также в двух редакциях, или, по определению самого композитора, в двух «изложениях»);
авторская оркестровка песни «Где ты, звездочка»,
варианты песен «Сиротка», «Трепак», «Непонятная», «Тосканская песня».
Если перечисленные произведения нам все же знакомы по другим (авторским и неавторским) вариантам или переложениям, то музыка двух неизданных сочинений до сих пор остается неизвестной, несмотря на то, что названия их издавна фигурируют в различного рода справочниках.
Это небольшая оркестровая пьеса Alla Marcia Notturna (в характере ночного шествия),
а также хор в сопровождении фортепиано, традиционно называемый «Маршем Шамиля».
Среди неопубликованных рукописей Мусоргского значительное место занимают его переложения для фортепиано музыки других авторов —
отдельных частей из квартетов Бетховена,
Персидского хора из оперы «Руслан и Людмила» и
«Воспоминания о летней ночи в Мадриде» Глинки,
увертюры и антрактов к «Королю Лиру» Балакирева.
Следует попутно заметить, что даже беглый просмотр этих переложений (например, поздних квартетов Бетховена с их сложнейшей фактурой) позволяет полностью развеять до сих пор бытующий миф о неграмотности и дилетантизме Мусоргского. Любой музы-кант, хоть сколько-нибудь знакомый с техникой переложений, не преминет отметить мастерство композитора, который великолепно сочетает точное следование авторскому тексту, сохранение мельчайших деталей гармонии и фактуры с необычайным удобством фортепианного изложения. Такого результата мог достичь только высоко квалифицированный музыкант. Кстати, еще Асафьев как-то назвал разговоры о неграмотности Мусоргского простым мещанством.
Споры же о том, искусен или неискусен был Мусоргский в инструментовке, на наш взгляд, вообще преждевременны. Чтобы судить об этом, необходимо для начала полностью опубликовать все авторские оркестровые рукописи композитора.
Как же получилось, что сейчас, спустя более века после трагической кончины гениального музыканта, приходится говорить о его неизданных автографах?
На первый взгляд, причину такого отношения к подлинному Мусоргскому можно найти в действительно уникальной посмертной судьбе его творческого наследия — ведь в течение почти полувека весь мир знал произведения композитора только в художественно отредактированном виде. Может быть, мы и в самом деле настолько привыкли к «неавторскому» Мусоргскому, что даже попытки Ламма и других музыкантов возродить Мусоргского подлинного не увенчались успехом? Ведь когда, наконец, была опубликована авторская партитура «Ивановой ночи на Лысой горе» под редакцией Г. В. Киркора (а произошло это в 1968 году, то естъ, спустя 100 лет после ее создания), мало кто из дирижеров включил ее в свой репертуар.
И все же причина такого отношения к оригинальным текстам Мусоргского видится в другом — в крайне запущенном состоянии нашей музыкальной источниковедческой науки. К сожалению, мы не сможем назвать ни одного отечественного композитора, в познании творчества которого не стояло бы серьезных проблем, касающихся научно-текстологического изучения и публикации самих произведений, а также анализа и кри-тики литературных материалов — переписки, воспоминаний, мемуаров, дневников и т. д.

Если так обстоит дело с наследием крупнейших музыкантов, что же говорить о композиторах менее значительных! Мы имеем весьма смутное представление о творчестве таких замечательных мастеров, как, например, Калинников, Аренский, Ребиков, Ляпунов, а имена многих других вообще забыты, будто их и не было вовсе.
На фоне этой безрадостной картины Мусоргский, к сожалению, не выглядит одиноким. Вряд ли можно говорить о полном благополучии и в изучении разного рода литературных источников, отражающих жизнь и творчество композитора. Скажем лишь о некоторых из них.
В 1932 году вышла книга о Мусоргском, где, в частности, были опубликованы воспоминания его близких друзей и тех, кому довелось хоть немного общаться с композитором. Книга же стала библиографической редкостью.

(Яковлев В. Мусоргский в воспоминаниях и наблюдениях современников. –
В кн.: М. П. Мусоргский. К пятидесятилетию со дня смерти. Статьи и материалы.
Под ред. Ю. Келдыша и В. Яковлева. М., 1932.
Позже воспоминания были переизданы отдельной книгой: М. П. Мусоргский в воспоминаниях современников. — М.: Музыка, 1899).

Когда читаешь эти документы, поражаешься, насколько разнятся они с тем официальным, а подчас — довольно серым портретом, который рисуется в иных монографиях. Вот хотя бы фрагмент из воспоминаний певицы Александры Молас: «Мусоргский был по натуре замечательно деликатный и мягкий человек…. Конечно, это приходило и от того, что все, что он писал, было талантливо, и правдиво, и всегда кстати.
Мусоргский страстно любил природу. Когда он приезжал к нам на дачу, в Парголово, где тоже жил В. В. Стасов, мы большой компанией делали все вместе большие прогулки, кто пешком, кто в экипаже… Модест Петрович больше всего любил ходить пешком и искать грибы, что ему напоминало детство, и он так наивно радовался, найдя хорошее грибное место. Особенно он любил закат солнца, и мы с ним часто наблюдали, когда солнце садилось, Какая у него была удивительно мягкая и поэтическая душа! М. П. терпеть не мог, чтобы ловили рыбу на удочку. Надо, говорил он, ловить сетью, чтобы не мучить напрасно рыбу, надо вообще всегда избегать делать больно какому бы то ни было живому существу и не заставлять страдать другого ни нравственно, ни физически».

Есть среди эхих документов и очерки иного рода, написанные в духе самых мрачных сцен из Достоевского…
Безусловно, в наших биографических исследованиях много говорится о последних годах жизни Мусоргского, о пагубной привычке, которая свела его в могилу. Однако при этом стыдливо умалчивается конкретная ужасающая обстановка, в которой жил и творил ху-дожник. Знание ее вызывает у нас сочувствие к этому поистине кристальной души человеку, сочувствие, в котором он так нуждался при жизни. Без погружения в эту реальную атмосферу невозможно представить себе истинного трагизма его личности. Но есть и другая правда о Мусоргском, находящаяся на противоположном полюсе его духовной жизни. В музыковедческой литературе последних десятилетий можно зачастую встретиться е мнением о Мусоргском как об атеисте, человеке твердых атеистических убеждений. В качестве аргумента здесь выдвигается высказывание самого композитора в его письме к М. А. Балакиреву от 19 октября 1859 года: «Как известно вам, я два года тому назад или менее был под гнетом страшной болезни, начавшейся очень сильно в бытность мою в деревне. Это мистицизм, смешанный с циническою мыслью о божестве». Заметим, однако, что сам Мусоргский словом «циническая» уже дает отрицательную оценку своим прошлым сомнениям.
Другой пример — песня «Семинарист», в которой высмеиваются методы тогдашнего церковного образования. Однако критика системы обучения семинаристов, разумеется, еще не есть критика религии, даже если учитывать, что «Семинарист» был запрещен цензурой.
А вот другой факт не может не навести на соответствующие размышления. Целый ряд автографов разрисован Мусоргским церковными крестиками. Они встречаются в рукописях, относящихся к разным периодам жизни композитора. Многие христиане и до настоящего времени, прежде чем приступить к письму, ставят в верхней части страницы маленький крестик, как бы прося благословения на написание текста. Вряд ли человек атеистических убеждений стал бы придерживаться этой традиции.
Мы должны знать всего Мусоргского, а не избранного — все его творчество и все литературные источники. Конечно, источники должны подвергнуться самому тщательному научному анализу, исключающему субъективизм самих исследователей, но доскональное знание их необходимо.