Валентин Антипов. Заметки о просмотренных фильмах / Valentin Antipov. Notes on the films viewed.

Валентин Антипов. Заметки о просмотренных фильмах /
Valentin Antipov. Notes on the films viewed.

Peter Greenaway. The Pillow Book / Питер Гринуэй. Книга подушки (Интимный Дневник;
Записки у изголовья).
В античности существовало искусство под названием Haptica (искусство осязания или прикасаний).
Письмо – то же искусство Haptica: мы прикасаемся пером к бумаге и наши письмена не что иное, как сублимационное замещение тоски по материнской ласке которую мы утрачиваем в раннем детстве. Эту ласку-прикасание мы и пытаемся возместить нашими текстами-касаниями бумаги пером (или кистью в рисовании).
Есть внешнее осязание, которое воспринимает наша кожа, и внутреннее, воспринимаемое внутренними органами чувств: слухом, вибрацией и резонированием легких и т.д.
Поэтому внутренним чувством осязания мы отличаем голоса, близкие нам или, наоборот, чуждые.
Ведение-прикасание скрипичного смычка по струнам – той же природы, — из искусства Haptica.
Очевидно, Питер Гринуэй в своем фильме Дневник подушки (или Интимный дневник) глубоко изучил искусство Haptica, поскольку в его фильме явно соотносятся текст и прикасание и на протяжении всего фильма главную героиню, точнее, ее тело, разрисовывают кистью различными иероглифами.

Peter Greenaway. The Falls / Питер Гринуэй «Падения»:
Полная ахинея и шизоидный бред, если они классифицированы, каталогизированы и пронумерованы, могут выглядеть чуть ли не как научный трактат или иная докторская диссертация.

Jim Jarmusch. Permanent Vacation / Джим Джармуш. Отпуск без конца
Есть что-то подлинное в архитектуре бараков и трущоб, в которых преобладает эстетика временной постройки (уж во всяком случае, не на века).
Ведь все, что делается человеком – временно и подвержено разрушению. В том же, что построено «на века» хотя и есть претензия на вечность или бессмертие, – эти понятия иллюзорны.
Лучшая постройка – шалаш, возведенный всего на одну ночь, ибо даже египетские пирамиды подвержены разрушению и, рано или поздно, сольются с окружающим их пустынным песком и превратятся в пыль.
Это хорошо показано в фильме Джима Джармуша «Отпуск без конца», в котором на фоне покинутых развалин Нью-Йорка на заднем плане горделиво высятся роскошные небоскребы Манхеттена.
Но и их ждет та же участь, которую обрели прежние, разрушенные от времени, здания.

Jim Jarmusch. Coffee and Cigarettes / Джим Джармуш. «Кофе и сигареты».
Почему нам хочется побывать в компании героев фильма, не умеющих найти общий язык, и встречи которых можно определить как anti-happy end?
Может быть, потому, что если мы наблюдаем настоящий happy end, то есть согласие двух сердец, то чувствуем себя «третьими лишними»? Ведь если фильм заканчивается
какой-нибудь свадьбой, то зритель, в общем, уже не нужен героям фильма.
И наоборот, – там, где ссора, конфликт, недопонимание или недоразумение третий (то есть, зритель) как раз востребован, он чувствует себя нужным героям для того, чтобы помочь им уладить конфликт, приводящий к неловкостям (таково, во всяком случае ощущение самого зрителя).
Поэтому фильм Джима Джармуша, не смотря на бесконечно возникающие конфликты на пустом месте в каждом из эпизодов – это фильм добрый, в первую очередь, по отношению к самому зрителю, чувствующему себя востребованным, а значит – не одиноким.

Jim Jarmusch. Dead Man / Джим Джармуш. «Мертвец».
О говорящих камнях и о том, что небесный отец камней – гром.
Это наиболее бессмысленная тарабарщина, произнесенная индейцем по имени Никто, но только на первый взгляд. Ведь мифологическое мышление (нисколько не утратившее своего значения и в наше дни) основано на сходстве тех или иных явлений, в том числе самых далеких, и единство вещей устанавливается не на основе их родословной причастности (от видового понятия – к родовому), но именно на основе установления сходства внешних признаков вещей, причем самых далеких.
В самом деле, гром грохочет, словно камни, лавиной падающие с горы. Значит, между громом и камнями (в том числе, лежащими под землей), есть свое смысловое единство.
А поскольку гром – явление небесное, то он – отец камней, ибо все небесное является порождающим, оплодотворяющим началом для всего, что находится на земле или под землей. Достаточно в данной связи указать на дождь, оплодотворяющий землю.
В этой притче говорится еще о том, что говорящие подземные камни общаются с нами через огонь. Это тоже понятно. Гром небесный сопровождается вспышкой молнии, то есть, огня. А это значит, что камни под землей, которые могут грохотать подобно грому, должны общаться с нами, как и отец, их породивший, то есть, посредством огня, в данном случае – разведенного над ними костра. В этом заключается и то глубокое мифологическое единство Небесного и Земного.
Таким образом, все, что говорит индеец Никто проникнуто глубинным смыслом, который просто надо расшифровать, прежде, чем объявлять это тарабарщиной.
Еще одно замечание. У индейцев – персонифицированные имена, то есть, каждый имеет свое личное индивидуальное имя, которое более не должно повторяться и не должно никем присваиваться.
Поэтому для индейца по имени Никто Уильямом Блейком мог называться один и только один человек – известный ему великий поэт, неважно – жив он еще или уже умер. И кто бы ни носил имя Уильям Блейк – он должен быть только и только поэтом Уильямом Блейком.
Герой фильма – бухгалтер Уильям Блейк, не знающий, в отличие от его друга-индейца, о великом поэте, принимает за индейскую тарабарщину высказывания, которые на самом деле принадлежат самому великому поэту Уильяму Блейку, то есть, по сути, ему самому. Получается, что герой фильма не узнает и не понимает своих же собственных слов, а индеец Никто не признает и не понимает, что одно и то же имя могут носить разные люди.
Фильм Джима Джармуша не только о дружбе, но и о недопонимании между людьми. Впрочем, для дружбы понимание слов не так важно. Достаточно вспомнить персонажей из другого его фильма «Пес-призрак или путь самурая». В нем два друга (герой фильма и продавец мороженого) общаются на разных языках, совершенно не понимая значения слов, но при этом отлично понимая друг друга. Понимать слова – не значит понимать собеседника. И наоборот, для того, чтобы понимать собеседника, не обязательно с ним говорить на одном языке. Не случайно в фильме «Пес призрак» такое большое внимание уделено книгам и чтению. Очевидно, есть высшая инстанция, которая делает людей близкими, и эта инстанция находится за пределами человеческого общения и за пределами общего для них языка.
Но примерно то же происходит и в фильме «Мертвец». Герой фильма не понимает тарабарщины, которую несет индеец Никто, а индеец Никто, очевидно, в толк не возьмет, почему Уильям Блейк не понимает своих же собственных высказываний, которые Никто цитирует. Тем не менее, фильм «Мертвец» – это великий фильм, в том числе, и о дружбе. Но, может быть, подлинная близость между людьми только тогда и достигается, когда при общении лучше обходиться без слов, а когда есть слова (книги в фильме «Пес-призрак»), то лучше обходиться без общения.

Jim Jarmusch. The Limits of Control / Джим Джармуш. Предел контроля.
По сути, Предел контроля – высококлассный туристический рекламный видеоролик об Испании, Мадриде, Севилье с их архитектурой, музеями, дворцами, музыкой, уютными кафе, мелочами жизни и прочими достопримечательностями.
А смысл названия фильма – ограничение контроля над реальностью со стороны власти.
То есть, по сути, название фильма – Ограничение (предел, определение) контроля власти над реальностью.
Фильм выстроен по типу так называемых барочных вариаций в музыке, в которых сама тема, на которую пишутся вариации, звучит лишь в конце композиции.
Так и в фильме: ключевая фраза, которую произносит американец о том, что-де люди искусства ничего не смыслят в реальности, по сути, тем самым, объявляя их чуть ли не врагами человечества – эта фраза звучит в самом конце фильма.
Власть всех разделяет и властвует. Путешествия, знакомство с национальными культурами, искусством, наоборот, всех объединяет, разрушая пределы и границы, установленные властью.
Кажется, фильм именно об этом (в том числе, конечно).

Jim Jarmusch. Night on Earth / Джим Джармуш. «Ночь на земле».
Только подлинно великое может воспеть ничтожное, а воспеть великое под силу и
ничтожному.
Легко воспевать царей и вельмож. Но попробуйте воспеть и возвеличить нищего и бездомного Юродивого, как это сделал А.С. Пушкин, а вслед за ним и М.П. Мусоргский
в трагедии «Борис Годунов»! Уметь воспеть ничтожное, как Веничка Ерофеев воспел все в своей бессмертной поэме «Москва – Петушки»: проржавленную грохочущую электричку, замызганные подъезды и даже шарообразный плафон люстры, что висел над его головой в привокзальном
ресторане, – достойно Парменида, воспевшего шар как символ Единого.
Легко воспеть Париж, Нью-Йорк, Лондон, Санкт-Петербург, Москву. Но попробуйте воспеть Петушки, как их воспел Венедикт Ерофеев. И попробуйте защитить Бруклин, что в Нью-Йорке, как его защитил, парируя критическую фразу свояченицы, славный парень Йо-Йо в фильме Джима Джармуша Night on Earth / Ночь на земле.
Легко показать красоту какой-нибудь вазы из горного хрусталя. Но попробуйте так выявить красоту простого спичечного коробка, как это сделал Джим Джармуш в фильме The Limits of Control / Предел Контроля!